публикации > > > Содержание «антиадвокатского» направления в науке поверенного права на примере учебника Ю.П. Гармаева
Анисимова Т.В., Мельниченко Р.Г. Содержание «антиадвокатского» направления в науке поверенного права на примере учебника Ю.П. Гармаева «Незаконная деятельность адвокатов в уголовном судопроизводстве» // Адвокат. № 10. 2009. С. 5-14.
Статья перепечатана в следующем издании:
Антиадвокатское направление // Вестник адвокатской палаты Челябинской области. январь №61. 2010.
Постоянный автор журнала — заведующий кафедрой гражданского права и процесса НОУ ВПО «Волгоградский институт бизнеса», кандидат юридических наук, доцент Р.Г. Мельниченко вновь поднимает общественно значимую проблему. На этот раз — в соавторстве с профессором кафедры филологии и межкультурной коммуникации Волгоградского государственного университета, доктором филологических наук Т.В. Анисимовой. В статье приводятся факты, говорящие о наличии «антиадвокатского» направления в современной российской науке. На примере одного произведения, написанного в «антиадвокатском» стиле, демонстрируется вся бесперспективность подобного подхода к адвокатам и их профессиональной деятельности.
Адвокатская деятельность, как, впрочем, и другие виды профессиональной деятельности, несет в себе опасность разрастания социально вредных явлений. Одна из главнейших задач ученых, занимающихся анализом того или иного вида социальной деятельности, - выявить в ней социально вредные отклонения и указать способы их исправления. Однако на этом пути можно «соскользнуть» с позиции научно-обоснованной критики в область популистского критиканства. Опасность данного явления состоит в том, что оно, как правило, облачено в покровы псевдонаучности и может, в случае его неразоблачения, привести к крайне негативным последствиям для конкретного вида социальной деятельности.
ные повлиять на репутацию лиц какой-либо профессии (адвокатской, судейской, прокурорской и т.п.), должны быть подвергнуты внимательному научному анализу. Шагом в этом направлении и является настоящая статья, которая содержит в себе основанный на риторической экспертизе анализ учебника Ю.П. Гармаева «Незаконная деятельность адвокатов в уголовном судопроизводстве» 4.
«адвокат-пенсионер» (т.е. из ушедших на пенсию работников правоохранительных органов) не вызывают возражений, поскольку совершенно понятен критерий, по которому их можно выделить. Далее идет группа признаков, слабо выделяемых. В этом случае понятен критерий, положенный в основу определения, однако на практике установить, к какой именно группе относится адвокат, трудно, поскольку сам критерий размытый. Прежде всего сюда следует отнести определения «неквалифицированный» — «высококвалифицированный». Поскольку промежуточные ступени отсутствуют, трудно установить границу между этими группами, понять, когда же именно адвокат из первой сразу попадает во вторую (сколько лет он должен проработать, сколько дел выиграть, чтобы попасть во вторую?). Аналогичен подход к определениям «вовлеченный» (в преступную группировку) и «коррумпированный» (помогающий стороне обвинения). Здесь тоже признак, положенный в основу классификации, в целом понятен, однако кто и как должен определять, относится ли адвокат к этим категориям? Какие доказательства есть у следователя, показывающие, что адвокат относится к этим категориям? Не становятся ли эти определения в большинстве случаев лишь ярлыками для опорочивания неудобных и неугодных адвокатов? Наконец, третья группа характеризуется тем, что сюда попали характеристики, совершенно лишенные объективного критерия: «неконтактный» «скандалист». Это совершенно ненаучные характеристики, поскольку ясно, что вполне возможны случаи, когда с одним следователем адвокат охотно вступает в контакт, поддерживает отношения, не входит в конфликт, а с другим — не поддерживает отношений, конфликтует. Кто и как может определить, к какой категории его отнести? Здесь, как представляется, нет даже намека на объективные критерии. Наверняка есть и чрезвычайно неприятные, грубые адвокаты (такими могут быть представители любой профессии), однако включение подобной категории в научную классификацию представляется совершенно недопустимым, поскольку они носят исключительно оценочный характер, основаны на вкусах и мнении следователей.
Из тринадцати характеристик, которые автор включил в свою классификацию, только шесть терминов сами по себе являются нейтральными (неоценочными) наименованиями (типа «адвокат без предшествующего опыта», «неоплаченный»), лишь одно (!) выражает положительную оценку («высококвалифицированный»), пять — отрицательную оценку («вовлеченный», «скандалист» и др.). О тринадцатом определении («невовлеченный») хотим сказать особо. К этой категории автор относит честных адвокатов, не имеющих связей с преступным миром, однако термин, употребленный для их обозначения, не имеет положительной окраски, а лишь показывает, что отсутствует отрицательная. Да и то, считается, что употребление слов с частицей «не» является некоторым средством манипуляции, поскольку в подсознании все равно возникает ассоциация со словом, от которого оно было образовано. Например: «не болеет» это совсем не то, что «здоров», а «не старый» — не то же самое, что «молодой». Аналогично впечатление, производимое на читателя словом «невовлеченный»: оно совершенно не идентично впечатлению от слов «честный, порядочный», которые оно заменяет в данной классификации.
Основная цель этих ухищрений ясна – деньги! Неопытный, доверчивый обвиняемый проникается доверием и уважением к такому адвокату, платит высокие гонорары, впадает в психологическую зависимость, просто «молится» на своего защитника. А тем временем недобросовестный адвокат либо вообще ничего не делает, либо даже вредит клиенту, например, тайно договаривается с коррумпированным следователем о задержании подозреваемого на двое суток, с тем, чтобы эффектно добиться его освобождения и т. п.» (с. 170, 171).
Назначение эмоционально-оценочных элементов очевидно - сформировать негативное отношение к адвокатам как процессуальным противникам автора книги. Впрочем, он и сам прекрасно понимает, что его работа далека от научной объективности и непредвзятости, поскольку сам пишет об этом: «приведенное в данной работе исследование во многом основано на субъективной оценке комплекса правовых норм, собственном, возможно, далеко не бесспорном, толковании автором тех или иных противоречий, пробелов, имеющихся в действующем законодательстве… Позиция автора во многом продиктована и спецификой профессионального опыта работы в следственных подразделениях органов прокуратуры, а потому многим читателям может показаться несколько необъективной» (с. 19). Это, однако, усугубляет означенный недостаток, потому как если автор понимает, что исследование не имеет объективного характера, оно тем более не может претендовать на статус научного.
Поскольку жанр рассматриваемой работы определен как «учебник», а не проблемная статья, где допустимы личные комментарии и оценки, субъективные суждения автора не могут иметь места. Учебник - не для подобных рассуждений, для этого есть другие формы.
4. В продолжение предыдущего пункта хотим обратить внимание на еще одну особенность употребления оценочной лексики.
хотя в книге подобных суждений в несколько десятков раз больше.
«На практике же часто бывает так, что защитник либо просто соглашается с неправомерной линией защиты, связанной с преступной клеветой, либо даже прямо советует клиенту изменить правдивые показания на заведомо ложные и мотивировать такое изменение «физическим и психическим насилием, иными незаконными методами» со стороны обвинения» (с. 140) Откуда известно, что это бывает часто, и вообще, что значит - часто? Кто выступает свидетелем в случае, когда защитник советовал это клиенту?
Далее — о вымогательстве денег якобы для дачи взятки следователю: «Безусловно, такие скрытые преступления наносят колоссальный вред интересам правосудия, и авторитету адвокатуры, и чести, достоинству репутации конкретного следователя. Коэффициент латентности таких преступлений крайне высок. Отдельные адвокаты не гнушаются никакими клеветническими измышлениями. Во многом, хотя конечно же далеко не во всем, широко распространенные среди населения слухи о «повальном мздоимстве» следователей, прокуроров, судей, о том, что ни одно, даже самое законное, право и интерес в правоохранительных органах нельзя реализовать без взяточничества, основано в том числе на клеветнических рассказах защитников-мошенников. Часто недобросовестные адвокаты специально распространяют слухи о вымогательстве взяток конкретными судьями и следователями в отместку за то, что те не пошли на поводу у этих защитников» (с. 142) Кто проводил (и какие именно) исследования, из которых бы вытекало, что репутация следователей и судей как мздоимцев сложилась не в результате собственной практики взяточничества, а в результате действий адвокатов?
Подчеркнем еще раз: вполне возможно, автор совершенно прав, и преступления, о которых он говорит, действительно имеют место. Однако жанр научной работы требует обязательного предъявления рациональных оснований для всех предлагаемых выводов, чего нет ни в одном из приведенных отрывков (а также в большом количестве других случаев аргументации нарушений адвокатов, описанных в книге), где автор на основе единичного примера (иллюстрации) делает глобальный вывод о тенденции, вместо доказательств говорит «часто», «регулярно», «многие из них», что является исключительно голословным и бездоказательным утверждением. Вместе с тем «доказательство - это правильное умозаключение с истинными посылками… Задача доказательства - исчерпывающе утвердить обоснованность доказываемого тезиса. Раз в доказательстве речь идет о полном подтверждении, связь между аргументами и тезисом должна иметь дедуктивный характер. По форме доказательство - дедуктивное умозаключение или цепочка таких умозаключений, ведущих от истинных посылок к доказываемому положению» 11. Поскольку в тексте учебника вместо истинных посылок предъявляются сугубо субъективные, ничем не обоснованные мнения, нет оснований говорить о доказательности, научной обоснованности данной работы.
Кроме обычного для этого автора переизбытка недопустимо оценочной лексики и полного отсутствия рациональных аргументов, обратим внимание на один дополнительный аспект. Здесь следует разобраться: если адвокат говорит обобщенно: «коррумпированные чиновники» — никакого оскорбления нет; в противном случае окажется, что публично вообще нельзя указывать на наличие в обществе такой проблемы, как коррумпированные чиновники. (Кстати, сам автор, как уже говорилось, выделяет целую категорию адвокатов — «коррумпированные». Интересно, согласен ли он сам, что это оскорбление адвокатов?) Если же адвокат бездоказательно говорит: «Иванов — коррумпированный чиновник», оскорбление имеет место. Однако в обоих случаях, прежде чем произнести такие оценочные утверждения в отношении любого человека (чиновника или нет), оратор обязан предъявить рациональные основания, позволяющие сделать такой вывод. Поскольку сам автор, как мы здесь показали, регулярно нарушает это непреложное требование и допускает не подтвержденные аргументами оскорбительные выпады в адрес адвокатов, следовательно, требование наказания, о котором он говорит, полностью приложимо и к нему самому. Если этого не будет сделано, значит, он прав: разгул демократии достиг такого размаха, что можно безнаказанно публично (в печати) попирать честь и достоинство всех представителей профессии и не понести за это никакого наказания.
Важно напомнить, что общество давно выработало вполне определенные этические ограничения, налагаемых на употребление психологических аргументов вообще и оценочных доводов в частности. Известно, что возбудить отрицательные чувства в человеке гораздо проще, чем положительные. Люди, как правило, гораздо легче поддаются возмущению или осуждению, чем сочувствию или преклонению. Риторическая этика запрещает говорящему обращаться к наиболее низменным чувствам, а также к эмоциям, способным породить открытые общественные конфликты. Сюда относятся злоба, жадность, зависть, ненависть к другим людям, тщеславие, агрессивность и т.п. К сожалению, наши ораторы нередко забывают об этих ограничениях и обращаются к самым низменным человеческим страстям. Однако это может оказаться небезопасным и для самого оратора, поскольку отрицательные эмоции иногда направляются против выступающего. В любом случае, общество должно ограждать себя от бездоказательного возбуждения подобных эмоций.
Таким образом, использование автором оценочной лексики должно быть квалифицировано как внушение, что недопустимо в научной работе вообще, поскольку здесь уместны только рациональные формы аргументации. Тем более это неприлично в учебнике, который адресуется не опытным в научном смысле лицам, способным оценивать не только содержание, но и форму его предъявления, а обучаемым, которые воспринимают содержание учебника как истину (руководство к действию). В этой ситуации у читателей посредством внушения (т.е. помимо разума) формируется отношение к адвокатам как людям заведомо нечистоплотным, желающим во что бы то ни стало обмануть правосудие. Оговорка, что у автора не было желания опорочить честных адвокатов, не меняет дела.
Средства прямой манипуляции.
Поскольку публичный оратор имеет возможность оказывать влияние на умы и настроения многих людей, он несет нравственную ответственность перед обществом за содержание и форму такого влияния. Поэтому одна из главных категорий риторики, определяющая оценку формы и результата речи, называется «этос». Изучению и описанию этически допустимых и запрещенных средств воздействия на аудиторию посвящено немало работ, начиная с трактатов Аристотеля «Риторика» и «О софистических опровержениях». В них описаны условия этической оценки образа ритора аудиторией по результатам речи. Смысловые позиции этой оценки, так называемые ораторские нравы, позволяют аудитории определенно оценивать, стоит взаимодействовать с оратором, или его следует отвергнуть как безнравственного. Недопустимые средства воздействия на аудиторию называются софизмами, их номенклатура и содержательные характеристики всегда привлекали внимание ученых, так что по этому вопросу имеется весьма обширная и добротная литература. В качестве родоначальников этого направления можно привести А. Шопенгауэра («Эристика или искусство спора», М., 1900) и С.И. Поварнина («Спор: Теория и практика спора»). Именно опираясь на указанные источники, мы попытаемся оценить, имеются ли в предъявленных для анализа текстах недопустимые безнравственные приемы, осуждаемые в цивилизованном обществе.
ную; таким образом, возможно применение двойных стандартов. Так, в книге постоянно подчеркивается, что для адвоката преступления - типичное явление, в то время как для следователя - досадное исключение (хотя и признается, что нарушения имеют место). Средствами манипуляции и внушения формируется соответствующее отношение к людям данной профессии. Тональность разная:
О следователе: «Вряд ли для кого-то секрет, что именно в первые дни, а то и часы после возбуждения уголовного дела и (или) задержания в порядке статьи 91 УПК РФ подозреваемый при умелом использовании следствием фактора внезапности, других допустимых тактических приемов чаще всего дает правдивые показания. Затем по данным отдельных исследований до 80% и более всех обвиняемых на следствии и в суде отказываются от первоначальных признательных показаний. Да, конечно, до сих пор не изжиты факты применения физического и психического насилия, других незаконных, а то и преступных методов со стороны оперуполномоченных и следователей в целях получения признания любой ценой. К сожалению, еще очень многие правоприменители расценивают такое признание как «царицу доказательств». Нет никакого оправдания таким незаконным методам. Очень часто они приводят к самым страшным последствиям. Однако… представляется, что в подавляющем большинстве случаев именно первые признания задержанных чаще всего бывают наиболее близкими к истине. И добываются эти показания, как правило, вполне законным путем, с использованием эффективных и допустимых тактических средств» (с. 134, 135). И далее: «Сторона защиты на суде обвиняла (и обвиняет) нас в применении на первоначальных допросах пыток, избиений, самых извращенных методах шантажа, в применении наркотических и психотропных средств и веществ, в угрозах убийством и т.д., и т.п. Все, что угодно, лишь бы суд признал первоначальные признательные показания недопустимыми доказательствами» (с. 135).
Об адвокате (с обвиняемым): «Они формулируют линию защиты, основанную на отрицании своей вины и выдвижении «новой версии защиты», заведомо для обоих не имеющей ничего общего с правдой. Признаем, что именно поэтому в большинстве случаев в старых процессуальных условиях следователи пытались по возможности «оттянуть» момент знакомства подозреваемого (обвиняемого) со своим защитником. Часто эта задача решалась незаконными средствами» (с. 136). Причем если адвокат обвиняет следователя в применении вышеназванных методов - то «стоит ли говорить, насколько унизительны и оскорбительны для чести, достоинства, репутации честного следователя, оперуполномоченного такие лживые обвинения, насколько отвлекают, дезорганизуют, выматывают такого рода жалобы…» (с. 136), а если то же про адвоката - ничего особенного: «Постепенно за долгие годы безнаказанности в сознании многих преступников и их нечистоплотных защитников сформировалось убеждение о том, что следователя и оперуполномоченного можно обвинить ради целей защиты и в качестве средства защиты в чем угодно и когда угодно, но лучше всего в суде, поскольку в практике это совершенно ненаказуемо ни для обвиняемого, ни для его адвоката» (с. 137).
О следователе — в нейтральном тоне констатации: «Если разглашение соответствующих данных в ходе разговора двух адвокатов не представляет общественной опасности, если к тому же следователь выявил это разглашение и изобличил адвоката исключительно с целью вывести неудобного защитника из дела, то к ответственности надо привлекать этого следователя, а не его процессуального противника» (с. 163).
Об адвокате здесь же с оценками: «Однако если в приведенном примере адвокат советуется с более опытным коллегой о том, как незаконными, аморальными средствами реализовать линию защиты…, есть все основания привлечь недобросовестного защитника к ответственности, поскольку эти его действия наносят существенный вред интересам правосудия» (с. 163).
Еще два примера совершенно разной тональности. О следователе - с сочувствием, об адвокате - с нескрываемым презрением: «В условиях маленьких кабинетов, где теснятся два, три и более следователя, когда дверь кабинета всего одна, и та из тонкой фанеры, без тамбура и второй двери (а это условия работы большинства следователей), с учетом того, что каких-либо средств защиты от несанкционированного прослушивания (наблюдения) следователи не предпринимали, а этим грешат почти все работники, сделать это было несложно». (Адвокат подслушал разговоры о планируемых следственных действиях и предупредил заинтересованных лиц.) «Об этих незаконных действиях след-
ствие узнало лишь позднее, да и то только в результате того, что сам «герой» прихвастнул своей ловкостью перед коллегами. Следственная группа была попросту не готова к такого рода преступному, аморальному, безнравственному противодействию» (с. 166). (Следователь не проследил, что адвокат делает копии с материалов, содержащих государственную тайну, значит, виноват следователь.) «Такого рода упущения весьма и весьма вероятны, более того — распространены» (с. 244).
Об адвокате: «Совершение адвокатом таких преступных действий, как оскорбление участников судебного разбирательства, чаще всего указывает не только на низкую квалификацию адвоката, но и на то, что он уверовал в свою безнаказанность за многочисленные нарушения закона и этики, допускаемые им, за которые он не понес надлежащей ответственности» (с. 133).
Сказанное позволяет сделать вывод, что представленное для анализа издание назвать учебником можно только с большой натяжкой, а к научной литературе трудно отнести в принципе.
Многочисленные судебные процессы против представителей прессы о защите чести и достоинства оскорбленных в них граждан показывают, что даже здесь недопустимы бездоказательные оценочные и манипулятивные приемы (несмотря на то, что в целом публицистика допускает употребление эмоциональной и оценочной лексики, высказывание субъективных и оценочных суждений). Тем более недопустимо употребление средств манипуляции в научной литературе. Причем указанный жанр «учебник» лишь усугубляет это положение, поскольку требования к учебной литературе гораздо более строгие.
Человек, который обвиняет адвокатов в оскорблениях и прочем, должен особенно тщательно сам избегать подобных выпадов, поскольку в противном случае сводятся на нет все его требования о наказании недобросовестных адвокатов. Нельзя бороться с недобросовестными адвокатами недобросовестными методами!
Таким образом, указанная работа может быть использована в качестве учебника только на закрытом семинаре для следователей по воспитанию ненависти и нетерпимости к адвокатам.
Поскольку, как утверждается в аннотации к книге, к изданию готовится учебник, посвященный методике расследования адвокатских преступлений, необходимо срочно принять меры и не допустить следующей порции оскорблений в адрес сообщества адвокатов.
Данная книга предназначается в том числе для граждан, обращающихся в адвокатуру за юридической помощью (см. аннотацию). Что они могут почерпнуть из данного пособия? Недоверие к адвокатам; твердую уверенность, что защитник в той или иной форме попытается обмануть как его самого, так и правосудие, что велика вероятность нанесения ему вреда действиями адвоката. Все это является нарушением прав человека, вызвано желанием вернуться к тоталитарной системе, в которой работал автор, желание заткнуть рот адвокатам, чтобы они не мешали следователю расправляться с подозреваемым так, как он считает нужным, не считаясь с его правами и интересами.
«Об учёных в сфере профессиональной ответственности адвоката»
Можно констатировать формирование двух научных направлений в области профессиональной (дисциплинарной) ответственности: публичное и частное. Публичное направление (Ю.П. Гармаев) рассматривает профессиональные правонарушения адвокатов с позиции незаконного воспрепятствования ими правоохранительной деятельности государственных органов (адвокат против государства): «затягивание» сроков предварительного следствия, срывы судебных заседаний, некорректное поведение адвоката в суде и т.п.. Частное (Н.М. Кипнис) рассматривает правонарушения адвокатов с позиции возможных нарушений интересов клиента и корпорации (адвокат против клиента и корпорации): лжезащита, переход на сторону противника, отказ от клиента и т.п.
Профессиональной ответственностью является возникшее из профессионального правонарушения правовое отношение между органами профессионального контроля и нарушителем, на которого возлагается обязанность претерпеть неблагоприятные для себя последствия за нарушение требований корпоративных норм. Институт профессиональной ответственности адвокатов является результатом синтеза нескольких видов юридической ответственности: дисциплинарной, административной, уголовной и гражданско-правовой.
1 Майк Габриелян, Адвокаты: руководство по нейтрализации // Газета.Ru (www.gazeta.ru) от 28.04.05 и комментарии к статье // www.advokatrus.ru [Вернуться к тексту]
2 Анисимова Т.В., Гимпельсон Е.Г. Современная деловая риторика: Учебное пособие М. 2004. [Вернуться к тексту]
3 Кичихин А.Н. Адвокатура. Пять веков правозащиты. Книга первая. Библиография (1795—2008 гг.). - М.: Информ-Право, 2009. С. 506. [Вернуться к тексту]
4 Заключение экспертизы написано в соответствующем экспертном стиле (подробная расшифровка понятий, использование профессиональных терминов и т.п.), что является не совсем приемлемым для стиля научной публикации. Авторы готовы выслать всем желающим электронную копию заключения экспертизы. [Вернуться к тексту]
8 Андреев Г.И., Смирнов С.А., Тихомиров В.А. Основы научной работы и оформление результатов научной деятельности. - М., 2003. С. 4. [Вернуться к тексту]
